В середине пятидесятых годов С. Маршак посетил Великобританию и написал об этом стихи «На родине Бернса» и «В лондонском парке». Тогда он посетил фестиваль в Эдинбурге, посвященный творчеству Роберта Бернса. Об этой поездке в Шотландию написал интереснейший очерк Борис Полевой. Он называется «Два облика Самуила Маршака». Б. Полевой должен был сопровождать Маршака. Вот как он это описывает: «Встреча на Внуковском аэродроме, помнится, не улучшила настроения. Самуил Яковлевич появился в тяжелой шубе на хорьковом меху, в бобровой шапке, какие у нас зовут «боярками», с крючковатой тростью, в сопровождении стайки суетливых дам разных возрастов, которые на ходу закутывали его в кашне и шарфы и проявляли такие шумные заботы о здоровье, что на его месте было бы просто бессовестно тут же не занемочь. И он действительно слабым дребезжащим голосом сообщил, что чувствует себя неважно». Далее Б. Полевой пишет, что настроение у него стало довольно мрачным: «А вдруг? Всякое бывает. Пронеси, господи, хотя бы через первый отрезок пути до Копенгагена». Видимо, от этих невеселых впечатлений Борис Полевой заснул. Но спать ему долго не пришлось. «Кто-то энергично, сильной рукой тряс меня за плечо… Возле моего кресла стоял Маршак: шуба, шарфы, боярская шапка и палка с крючком – все это валялось на его кресле, а он стоял преображенный, крепкий, коренастый, энергичный, даже моложавый». Далее Б. Полевой описывает еще более удивительные обстоятельства. С. Маршак попросил его взять у летчиков кое-что из багажного отделения. Б. Полевой удивился, а С. Маршак объяснил, что речь идет о бутылке армянского коньяку: «Мне кажется, сейчас самая пора пригубить хороший коньячок». Б. Полевой с восхищением описывает это путешествие. С. Маршак в течение всей поездки, где бы он ни оказывался, был полон сил и всех очаровал своим обаянием. Но вот самолет вернулся в Москву. «Едва оказавшись в толпе встречавших его лиц, Самуил Яковлевич снова преобразился. Стоял, тяжело опираясь обеими руками на свою палку, покорно давал суетливым дамам окутывать себя кашне, шарфами и слабым, дребезжащим голосом уверял всех, что это просто счастье… случайность… стечение обстоятельств… что он все перенес, выдержал и вернулся на родину живым».
Писателя Александра Твардовского открыл Маршак. Это было в тридцатых годах — деревенский парень со Смоленщины, в лаптях, пешком дошёл до Москвы. Он явился к Маршаку, держа в одной руке завёрнутые в материнский платок продукты, а в другой — исписанную химическим карандашом ученическую тетрадку; пришел к Маршаку потому лишь, что с детства знал его фамилию, читал его книжки. Как поведал мне Самуил Яковлевич, он чуть не свалился со стула, когда начал читать «каракули» этого неотёсанного мужика. Это были, по его словам, замечательные стихи, подобных которым он уже давно не встречал. Маршак не мог наговориться, рассказывая о гениальной простоте поэзии Твардовского, о сочном народном языке, о его выразительности. Чаще всего Самуил Яковлевич приводил в качестве примера вот эти строчки:
Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда…
Кому память, кому слава,
Кому тёмная вода, —
Ни приметы, ни следа.
И в самом деле, точнее не скажешь, за несколькими словами возникает целая картина. Просто? Да.
bibliotecamironcostin.wordpress.com 